Воспоминания
ЕЩЁ ОДИН АНТОНОВ
…Алексей Константинович Антонов, доцент Литературного института (в котором работаю и я) и писатель, уже несколько месяцев назад, в разгар 2011-2012 учебного года, почти силой вручил мне рукопись как бы своей будущей книги с пожеланиями ее прочесть и сказать несколько слов. Давать писателю по знакомству или по старой дружбе рукопись — это почти преступление. Писатель что-то пишет сам, писателю хочется почитать что-нибудь известное, модное или пропущенную в свое время классику, у писателя есть, как, например, у меня, работа, связанная с обильным чтением своих учеников, наконец, писателю хочется сходить в кино или с приятелем попить пива. Для профессионала психологически писать легче, чем читать. Жизнь одна, и восемь часов надо вычитать на сон, час — на еду. Алексей мне рукопись дал, я ее внимательно прочел, даже кое-что прочертил карандашиком, и высказал все полагающиеся, и заслужено полагающиеся, комплименты.
Я вообще с Алексеем, как с молодым товарищем, дружу. Я восхищаюсь им как замечательным лектором, он прекрасно, правда, немного красуясь, делает аналитические обзоры дипломных работ литинститутовских выпускников, и наконец, он безо всякого вознаграждения из чистого интереса к искусству ведет большой литературный кружок «Белкин». В эту студию со всей Москвы стекаются и люди, которые только еще вострят свое перо, и уже сложившиеся литераторы, из чувства скромности пока еще не называющие себя писателями. Но тут, когда я вручал Алексею прочитанную рукопись, он меня огорошил: «Сергей Николаевич, я бы хотел, чтобы предисловие к моей книжке написали именно вы».
Продолжая прежнюю свою мысль, я должен сказать: не даем же мы свои стоптанные туфли приятелю-сапожнику, снисходительно полагая, что он произведет ремонт исключительно в честь дружбы. Но впрочем, писать — не читать.
Много раз я себе говорил: хочешь делать работу дважды — отложи ее на время. Так и тут. Шла весна с ее экзаменами, дипломными работами, версткой собственных книг, новым романом, который не дописать, с «Дневником», который надо вести ежедневно, потом пошло лето, с дачей, приемными экзаменами, жаждой жизни. И наконец наступило время, когда обещанное предисловие должно быть готовым. И вот что я обнаружил, когда открыл эту уже позабытую на моем столе и даже покрывшуюся пылью рукопись:
Я ее помню! И эти истории, которые рассказывает читателю подвыпивший интеллигент, и рассказы, которые как бы написаны от некоего всезнания, то есть от третьего лица, и рассказы московские, и рассказы южные, от которых так и отдает русским городом, который вдруг стал украинским. Рассказы недлинные, короткие, ясные. Мне особенно полюбился и запомнился еще в первом чтении рассказ «Ганзон» — о мальчике и его маме. Мальчик был русским, но сыном того, еще военного, пришедшего с вермахтом немца. Я, честно говоря, и сам подписался бы под любым рассказом Антонова, столько в них подлинной жизни и связанной с жизнью боли. И главное — все эти рассказы мог бы написать и я, потому что это бродячие сюжеты жизни. Разве я не ехал в туристском автобусе с наглой, невежественной и презирающей людей экскурсоводшей? Разве я сам уже не так стар, чтобы не почувствовать собственную ненужность и раздражение окружающих? Разве я не москвич? — но остроумное «Введение в москвоведение» написал Алексей Антонов.
Теперь ещё несколько слов — жанр предисловия к небольшой книжке подразумевает краткость.
Всё это вкусно и сочно написано, узнаваемо, иронично. Не так иронично, как пишут иные, чтобы скрыть пустоту, а иронично от полноты жизни. Иногда эта ирония превращается в гротеск, но за ним — та снисходительность к поступкам людей, которая подразумевает в авторе возвышенную душу и настоящую литературу. Немаловажно, что всё, что пишет Антонов, — достаточно эротично. Это не расхристанная сексуальность, которую так любят наши перезрелые дамы, авторши любовных романов, это понимание неизбежного закона: жизнь рождает жизнь. Вот, собственно, и всё.
Был один заводной, обстоятельный и любимый многими поколениями студентов Лита лектор, а оказался и прекрасным писателем. К его достоинствам можно отнести, что он, уже хорошо устоявшийся писатель, еще и относительно молод — значит, многое впереди. А мы запомним это новое писательское имя — Антонов. Антоновых в русской литературе несколько, как и Толстых, но читатель непременно выделит этого — Алексея Антонова.
Писатель Константин Куприянов (Лауреат премии журнала «Знамя» (2017), финалист (2017) и победитель (2018) премии им. А.С. Пушкина «Лицей» для молодых писателей) делится воспоминаниями об А.К. Антонове:
Однажды мы встретились на Курском вокзале, в ночь с 31 декабря на 1 января. Оказалось, оба едем в Крым. Спросил его: «А где же вещи?» — он был совсем налегке. Он ответил: «Я же домой еду, туда ничего не надо», улыбнулся. Дом у него был в Крыму, он это всегда подчёркивал, да и вообще всегда смягчался, если речь заходила о Севастополе, о море или матери. Хочется верить, что его дух теперь там же, в том краю, куда стремилось его сердце.
Так сложилось, что Алексей Константинович был моим первым учителем в Литературном институте. В его кружок я пришёл раньше, чем на ВЛК. Главным отличием его детища от традиционных семинаров было то, что на кружке не довлела парадигма подчинённости «учитель-ученик» — главной целью собрания был поиск текста. Если удачную работу приносил новичок, явившийся на обсуждение в первый и последний раз, он получал свою скромную порцию признания, даже если не имел никакого отношения к институту; напротив, мог и «бывалый» автор получить крепкую критику, если выносил на обсуждение халтуру.
На самом деле, простая на первый взгляд, функция ЛИТО, — находить жемчужины среди потока рукописей, достигается далеко не всегда. И я очень благодарен А. К. Антонову именно за то, что он настроил для меня правильную оптику поиска. Искать и ценить литературу в себе, а не себя в литературе. Часто употребляемые слова, но очень немногие учителя могут преподать их глубинный смысл собственным примером. Алексей Константинович не жалел себя и, как мне кажется, принёс собственную жизнь в жертву невидимому литературному богу: ради нескольких десятков текстов он и жил, неизменно получая любовь со стороны учеников, коллег, женщин. Однако даже это не было для него главным — главным оставался текст.
Его жертва не должна быть забыта. Я рад, что память о нём сохраняется и надеюсь, что премия его имени будет беречь традицию поиска лучшего текста, сберегать вопреки всему.
Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А.М. Горького
(Выпуск 2011г.)
/Воспоминания об Алексее Константиновиче Антонове/
Из педагогов больше других (кроме Андрея Венедиктовича Воронцова, ему отдельный респект) запомнился Алексей Константинович Антонов. В 2009г. болезнь ещё не скрутила его, и он читал прекрасные, запоминающиеся лекции. Иногда свои стихи, очень тонкие, неожиданные, пронзительные.
Несколько раз бывала на занятиях его кружка Белкин. Особенно мне запомнилось одно из них всё в том же 2009-ом. Ноябрьский праздник совпал с днём кружка, но, почему-то не подумав, что и в Лите праздник, а следовательно выходной, приехала на Большую Бронную. Всё темно и глухо, но охранник, услышав объяснения, пропустил. У входа во флигель, где размещалась Приёмная комиссия, стояла группа, человек пять. Среди них – Алексей Константинович. Найдя помещение, дверь которого оказалась открытой, приступили. Суть рассказа сводилась к тому, что некто одинокий поднялся на чердак, дабы завершить там свои печальные дни с помощью верёвки. Здесь, на этом же чердаке, умирала старая кошка. Автор так умело сплела их судьбы, что, наверно, не у одной меня – мурашки по коже. Антонову рассказ понравился, однако, он счёл, что в финале кошечка должна смотреть в чердачное окно и видеть солнечную лужайку, над которой вьются пчёлки. Этот совет удивил меня, но позже, уже немного поднаторев в литературных исканиях, кажется, я поняла в чём кредо нашего наставника и иногда следовала ему.
Последние встречи с ним, уже после окончания ВЛК, были печальными, поскольку он тогда уже сильно болел. Как-то, подходя к институту, где продолжала набивать шишки на Курсах литературного мастерства, у проходной случайно встретилась с Алексеем Константиновичем. В то время о нём ничего не было известно, то ли уехал, то ли умер. И вот он – живой, глаза с весёлыми искорками, радуемся взаимно, рука в руке. Доверительно и тепло.
Алексей Константинович отличался от многих преподавателей Лита: не проплывал над студентами, а был где-то рядом, на какой-то общей волне, поддерживал участием, интересом к творчеству. Уверена, что память о нём долго будет жить среди выпускников и студентов, и у каждого он будет свой, сокровенный.